Медик подземный

«УК» продолжает цикл рассказов о людях, работающих горноспасателями


Полное количество врачебных специальностей простому смертному неизвестно. Плюс к этому есть совсем уникальные медицинские должности на стыке профессий.

Мой собеседник — Сергей Пушкарев, помощник командира Прокопьевского военизированного горноспасательного отряда ФГУП «ВГСЧ» по медицинской деятельности. Это он и его люди в отряде — специальные врачи для шахтеров. Всего в структуре ФГУП «ВГСЧ» общая численность личного состава всей медицинской службы составляет 119 человек. На всю страну.

Это они в респираторах, с медицинскими сумками по двенадцать килограммов в первых рядах горноспасателей идут в раскуроченные взрывом выработки. Дежурят в подразделениях в постоянной круглосуточной готовности. Способны в забое под осыпающимся углем провести хирургическую операцию, что неоднократно доказывали. Какие нервы нужно иметь? Обо всем этом мы и побеседовали. Но сначала спросил об актуальном.

— Сергей Владимирович, в свете последних событий первый вопрос такой: шахтеры находятся в зоне риска при эпидемии коронавируса?

— У горняков, по несколько лет отработавших в условиях подземной добычи угля и других полезных ископаемых, часто развивается хроническая обструктивная болезнь легких, или ХОБЛ. Особенно у тех, кто курит. ХОБЛ — это когда легочная ткань не может адекватно выполнять функцию газообмена. С этой болезнью куда проще на фоне вируса заболеть пневмонией. Ведь с ХОБЛ человеку трудно откашляться, он не может глубоко дышать. Поэтому шахтеры и горноспасатели с большим стажем работы находятся в зоне риска. Особенно те, кто сейчас уже на пенсии. Поэтому особенно строго соблюдайте все необходимые меры.

— А теперь непосредственно к делам подземным. В забое нет чистоты и света, как в операционных. Там все в угле, грязи. Есть угроза повторного обрушения, взрыва... Случалось ли такое, что медик не смог спуститься в шахту из-за страха, неуверенности?

— На моей памяти такого не было. Мы все выросли в шахтерских городах и с трудом шахтеров, с его опасностями, так или иначе знакомы с детства. Меня отец два раза водил на шахту. Он работал на «Коксовой». В первый раз сводил после школы и спросил: будешь работать в шахте? Я ответил «нет» и выбрал медицинский. Второй раз я сам попросил сводить. Уже более осмысленным взглядом все оценить.

При приеме на работу я объясняю медикам-коллегам: понимаете, вы пойдете в первых рядах туда, где опасно, где случилась беда. Вам придется идти без всяких сомнений туда, откуда все бегут. Откуда человека гонят страх и его инстинкты. Я знаю только один случай, когда медик уволился. Он попал под взрыв. Все остались живы, целы, но человек ушел. К такому выбору во всех наших отрядах относятся нормально. Если человек не чувствует, что может в любой момент спуститься в шахту для оказания помощи, значит, он занимает чужое место. Место того, кто сработает без колебаний.

— Даже опытные горноспасатели признавались, что бывали моменты, когда думаешь, что все, увольняюсь, больше в такое не сунусь…

— Когда ты на месте происшествия, то действуешь, не рассуждая. Это потом, после, на «горах», когда трясущимися руками выкуришь три сигареты подряд, когда осознаешь, где ты был и что могло с тобой быть, возникают подобные мысли. Но они быстро проходят. Всегда в тебе остается одна убежденность: главное — спасти человека. Знаете, как еще расшифровывается ВГСЧ? «Всегда готов спасти человека».

Мы просто делаем свою работу. Спускаемся в шахту и выполняем задачу — вытащить человека живым и по возможности целым и здоровым на поверхность. Иногда лечим прямо на ходу. Отделение несет пострадавшего, а мы колем в вену лекарства.

Был случай на шахте имени Дзержинского. Человека травмировало в забое, и он был в шоковом состоянии. Никого к себе не подпускал. Требовал медиков. Мы с напарником спустились, обезболили, наложили шину и подняли человека на поверхность.

Важно уметь и иметь возможность оказывать помощь человеку непосредственно на месте. Чтобы потом его без дополнительного вреда для здоровья поднять на поверхность. Вытащить из опасной ситуации.

— Работа отражается на медиках, что служат в ВГСЧ?

— Мы проходим ежегодный профосмотр вместе со всем коллективом отряда как люди, работающие в тяжелых и особо опасных условиях. В клинике на профосмотре говорят — когда приходит ВГСЧ, то видно, что пришли офицеры. Не зависимо от звания. Всегда чисто выбритые, дисциплинированные, выдержанные. Я даже как врач ощущаю, что погоны тебя обязывают к большему, чем то, кто ты есть в больнице. Они жестче дисциплинируют, морально подтягивают. Здесь в отряде острее ощущаешь, что все правила и требования написаны кровью и их необходимо соблюдать.

Недавно в медицинскую службу отряда пришли пять молодых специалистов, работавших на скорой. То есть свежие кадры у нас есть. Им есть у кого учиться горноспасательной премудрости. Познавать тонкости работы в коллективе отряда, с пострадавшими шахтерами, в условиях аварии. Даже в оформлении документов есть свои особенности, которые потом могут быть затребованы прокуратурой и другими организациями. От этих документов порой зависят дальнейшие судьбы людей. Это нужно четко осознавать.

— А вы свой первый выезд на аварию помните?

— Если честно, первый не помню. Но запомнился случай из общей практики с Валерием Гребневым, с ним мы восемь лет были напарниками. Это он в 2010-м на шахте «Распадская» в темноте, в дыму провел операцию по ампутации ноги шахтера, которого придавило бетонными плитами после взрыва.

Шахта «Зиминка». Горняк работал в скате. Сорвалась лесина и ударила его в поясницу. Прибыли на место. У пострадавшего очень низкое давление. Катетеризировали сосуды, подключили две системы для переливания, обезболили, зашинировали, перевязали раны. Приступили к противошоковой терапии. Почки пострадали, перелом таза, тяжелые травмы. Стабилизировали давление. Вместе с отделением эвакуировали человека вертикально по скату метров тридцать. Параллельно капельницы держали, беседовали с ним, когда он приходил в себя. Только «выдали», положили на почву выработки — сердце у шахтера остановилось. Начали делать непрямой массаж сердца и искусственную вентиляцию легких, ввели лекарства необходимые. Сердце запустили, давление стабилизировали, сознание загрузили, чтобы дать покой мозгу после гипоксии. Доставили человека в больницу. Он выжил. Для меня тот случай особый. Дважды спасли жизнь человеку. Он получил инвалидность, но продолжил жить, растить дочь.

Случаев было много разных и очень тяжелых в том числе. Бывало, когда человек падал с большой высоты, казалось, все кости переломать должен. Но обследование показывало только ушибы. Чудеса случаются!

— А когда происходит групповой случай травматизма, тогда ваша работа, думаю, совсем похожа на работу медиков на поле боя…

— Наверное. При большом количестве пострадавших производится медицинская сортировка, как в боевых условиях. Всегда идешь в шахту с мыслью: там есть живые и им нужна твоя помощь. Даже если авария не дает шансов на выживание. Пока мы не нашли тело, человек для нас жив. Только с такой мыслью можно работать в ВГСЧ.

Знаете, у меня самая большая мечта: чтобы у моих коллег было поменьше работы. Поменьше травм на производствах. Чтобы все были здоровы, и наша помощь не требовалась.

Игорь Семенов


2024-МАЙНИНГ