Упускаем лидерство…

О конкурентоспособности российской науки на мировом уровне, ее состоянии и проблемах развития — интервью с Александром Сергеевым, президентом Российской академии наук, академиком РАН


— Александр Михайлович, скажите, насколько Стратегия научно-технологического развития России отражает основные вызовы времени?

— Стратегия, принятая в 2016 году, базируется на концепции преодоления семи больших вызовов. По широкому спектру вопросов они и определяют приоритеты российской науки — переход к передовым цифровым, интеллектуальным производственным технологиям, персонализированной медицине, экологически чистой и ресурсосберегающей энергетике, высокопродуктивному и экологически чистому агро- и аквахозяйству, обеспечению пространственного развития и так далее. Это, можно сказать, «прикладные» приоритеты, участие науки в экономическом и социальном развитии страны. Но в основе научно-технологического прогресса, как сказано в стратегии, лежит фундаментальная наука.

— Какие самые интересные проекты?

— Есть проект по углехимии «Чистый уголь — зеленый Кузбасс». Этот регион — основной производитель угля в РФ. С точки зрения традиционного использования актуальность угля не падает, а мировые цены снижаются. Для нас его поставки осложняет еще и затратная логистика. Уголь везется из Кузбасса за пять тысяч километров либо на восток, либо на запад. Нам приходится преодолевать огромные «плечи», а та же Австралия сразу грузит на корабли и доставляет в Юго-Восточную Азию гораздо дешевле. В итоге наша реальная прибыль от производства угля и продажи его как сырья стремится к нулю.

Новые технологии нацелены на эффективную экологически чистую переработку угля на месте, с получением продуктов, которые по массе на порядок меньше, чем сырье, а по стоимости выше. Это ценные удобрения или новые востребованные материалы. Можно также наладить переработку угля прямо для получения электроэнергии, транспортировка которой тоже дешевле.

Проект решает сразу три задачи: повышение эффективности переработки угля, сохранение экологии и переориентация на выпуск высокотехнологичной продукции. Его финансирование — около 16 миллиардов рублей. Более 12,5 миллиарда дает бизнес, около двух миллиардов — Минобрнауки, до 1,5 миллиарда рублей — Минэнерго.

Второй проект — «Неф­те­хи­мический кластер», завязанный на использование новых отечественных катализаторов и технологий для эффективной переработки нефти и газа в востребованные на рынке органические материалы. Стоимость — около 15 миллиардов рублей: 4/5 берет на себя частный инвестор из Омска, остальное планируют дать Минобрнауки и Минпромторг.

Есть еще проект по созданию новых композитных материалов ценой около 20 миллиардов рублей, в значительной степени поддержанный Росатомом, а также Минпромторгом и Минобрнауки.

Рассмотрение поступивших заявок показывает, что мы можем сложить в такие цепочки полного инновационного цикла проекты на сотни миллиардов рублей и получить значительный экономический эффект. Замечу, что в стратегии есть не только ответы на большие вызовы, но и решается ряд других задач.

— Проекты, одобренные координационным советом, по сути, обеспечены средствами из внебюджетных источников. Решена ли эта задача в целом?

— По стратегии мы должны в перспективе иметь финансирование науки до двух процентов от ВВП, пополам из бюджета и внебюджетных источников. Сейчас у нас всего на науку тратится около одного процента ВВП, а соотношение бюджета к внебюджету примерно 70 к 30. Во всех технологически развитых странах — наоборот: бизнес дает больше, чем бюджет.

— Совпадают ли основные приоритеты российской фундаментальной науки с мировыми?

— Конечно, совпадают. Фундаментальная наука интернациональна, а ее основные направления развиваются, как правило, посредством международных коллабораций. Ученые объединяются для решения задач, и главным здесь является не нацпринадлежность исследователя, а то, в каких странах есть сильные ученые, способные работать над общей фундаментальной проблемой.

Востребованы ли мы международным сообществом для этого сотрудничества? Тут расчет идет по гамбургскому счету. В коллаборации принимают только при предъявлении результатов. В стране должны быть крепкие научные школы, сформировавшиеся устойчивые коллективы, которые продуцируют результаты, публикации в рейтинговых журналах и прочее.

— Где мы на мировом уровне, где впереди и в чем отстали? И что должны делать?

— В Советском Союзе были сильно развиты и активно поддерживались государством прежде всего естественно-научный и математический фланги. Математика, физика, химия, энергетика, науки о Земле. В них и сегодня наши ученые по ряду направлений занимают очень серьезные, признаваемые международным научным сообществом позиции.

Однако и в них мы в определенной степени упускаем лидерство. Почему? Когда идет речь о развитии научных центров мирового уровня, надо иметь в виду, что международная коллаборация подстегивает одновременно и острую научную конкуренцию. Именно за счет нее получаются результаты мирового уровня. Содержание таких центров дорого. Они должны иметь соответствующую ресурсную обеспеченность, экспериментальное оборудование и инфраструктуру, уровень зарплат.

— У нас этого нет?

— Зарплаты в последние годы повысились благодаря выполнению указа президента от 2012 года и принятию нацпроекта «Наука». С обеспечением же современным научным оборудованием и научной инфраструктурой, мягко говоря, не очень хорошо. Значительная часть его старая, обновление идет медленно.

Мы часто говорим об утечке умов. Она связана даже не столько с уровнем зарплат. Зарплата ниже, но не настолько по сравнению с научно ориентированными странами, а вот уровень оснащения наших научных лабораторий во многих случаях по-прежнему сильно отстает от мирового.

— Есть у нас надежды в ближайшее время на получение Нобелевской премии?

— Есть, конечно. Уникальные результаты по созданию сверхтяжелых ядер и расширению таблицы Менделеева получили в Дубне под руководством академика Юрия Оганесяна. Сделан еще один шаг к разгадке устройства мира. Автор уже вошел в историю: его именем назван химический элемент оганесон.

Подчеркну, два выдающихся результата последних лет в области фундаментальных научных исследований в нашей стране связаны с тем, что у нас есть самое современное экспериментальное оборудование.

Насколько важна мощная инфраструктура, показывают и наши морские научные экспедиции и полученные в ходе их важные результаты. Один из последних — определение важнейшей роли метана в изменении климата.

— А что здесь нового?

— Главной причиной потепления считается накопление в атмосфере парниковых газов, в которых доминирует углекислый газ. Открытие показало, что присутствие метана также становится опасным. Он более эффективно, чем углекислый газ, экранирует, то есть не пропускает инфракрасное излучение, идущее с поверхности Земли, и тем самым усиливает парниковый эффект.

При таянии вечной мерзлоты, особенно в прибрежных регионах наших северных арктических морей, происходит высвобождение метана из так называемых газогидратов. Метан, попав в атмосферу, усиливает парниковый эффект, что приводит к еще большей деградации мерзлоты и еще большему высвобождению метана. Начинается такой самоподдерживающийся процесс разогрева Земли, связанный с чисто природными факторами. Не исключено, что даже если мы выполним все киотские протоколы и парижские соглашения, то повышение температуры на нашей планете продолжится только за счет естественных процессов, в которые мы вступили.

Этим важным открытием мы обязаны не только светлым головам наших ученых, но и тому, что мы имеем исследовательские суда, оснащенные современным оборудованием.

— Нобелевский лауреат академик Виталий Гинзбург утверждал, что для нормальной научной работы необходимо всего четыре условия: зарплата, оборудование, жилье, скорость принятия управленческих решений. Вы согласны?

— Иллюстрация с ковидом лишний раз подтверждает то, как важна быстрота принятия управленческих решений. О зарплате тоже упомянул. Вопрос с жильем далек от решения. Оно при наличии огромного количества жилищных программ в стране, поддерживаемых государством, должно и может стать компонентом закрепления молодежи в науке. Условия для этого есть. Почему не предоставлять молодым ученым ведомственное жилье (а у нас в стране много пустующего жилья), которое государство могло бы выкупать у компаний? И если человек 10–15 лет отработал на страну, стал серьезным ученым, возглавил коллектив, тогда эта квартира просто переходит ему в собственность.

Поэтому, пока у нас не столь высокие зарплаты, не хватает высококлассного оборудования, ну хотя бы давайте обеспечим талантливую молодежь жильем. Здесь требуется государственное решение.

Подготовил Леонид Алексеев
www.pnp.ru


2024-МАЙНИНГ